Спорт новости в Одессы
Влащенко: Сегодня у нас в гостях народный депутат Украины, член “Азова” Олег Петренко.
Добрый вечер. Сегодня тех людей, которыми восхищались в первый год войны, часто справедливо поддают критике. Это люди, которые защищали Украину, как “Азов”, и это те люди, которые напали на инкассаторов, стреляли в них. Что скажете?
Петренко: Добровольческое движение, так же, как и волонтерское, – один из феноменов 14-го года. Они не позволили разрастись этой чуме, которая надвигалась из России, по всей стране. Добровольцы – совершенно не однородная среда. По моим наблюдениям, если взять разные социальные слои, то процент людей сидевших, которые пошли в добровольцы – очень приличный. У нас, в “Азове”, таких людей было не много – у нас своя специфика. “Азов” нельзя рассматривать просто как боевое подразделение, это тоже своего рода феномен, явление. “Азов” прошел путь от трех десятков “черных человечков” до полка Нацгвардии и одного из самых боеспособных и мотивированных подразделений в стране. Летом 14-го батальон наполовину состоял из футбольных фанатов, из ультрас. Первые десять человек, которые пошли – это были парни, о которых я заботился, учил жизни, называл их своими “малыми”. Я пошел в “Азов” не сразу.
– Что за мировоззрение у “Азова”? В чем суть его идеологии?
– Футбольные фанаты в Украине всегда были правых, радикальных, националистических взглядов. На самом деле была определенная объединяющая идеология. За эти два года, начиная с 14-го года, они не только страну изменили. Колоссальная эволюция взглядов, мировоззрения произошла, в том числе, и у тех, кто пошли добровольцами, в том числе и в “Азов”. Футбольные фанаты много дрались с оппонентами, это была своего рода подготовка, мы закаляли свою душу и тело. Мы понимали, что в стране будет революция, и роль тех же футбольных фанатов в революции, именно в силовой ее части, на Майдане, историей еще недооценена. Да и после Майдана Харьков и Одессу, два ключевых города для “Новороссии”, зачистили не силовые структуры. В основе тех, кто зачистил эти города, были футбольные фанаты, ультрас.
– А кто в батальоне сегмент риска? Кто те люди, которые, например, в Запорожье совершили преступление?
– В группе, которая была в Запорожье, только один человек, который дезертировал и сейчас находится в бегах, на данный момент имеет отношение к “Азову”. Все они были добровольцами, проходили через разные добровольческие подразделения, в том числе и в “Азове”. Это была очень сильная группа – даже “Альфа” не рискнула их захватывать. Работал снайпер издалека – одного убил, второго ранил. На фронте они были настоящими героями и совершили много героического. “Азов” с передовой убрали, а это, судя по всему, были именно люди войны: “грабь-убивай”. Человек, который убивал который не убивал – это люди с разной психикой. Эти люди – убивали. Сейчас формат войны такой, что врага не видишь особо. Только небольшое количество ДРГ, наши в том числе, которые работают. А так – это позиции, артиллерийские обстрелы: стрельнул – увернулся, прилетело – спрятался, погиб – не погиб. Вот формат войны. Эти люди, на самом деле, серьезно работали – они убивали. Наверное, какие-то необратимые процессы в психике произошли. На самом деле, это болезненная и трагическая ситуация, страница нашей истории. Да, безусловно, это пятно на нашей репутации, но даже по теории вероятности среди тысяч людей, которые были на войне и убивали, вероятность появления подобных людей есть. На самом деле, усредненной правды нет – люди очень разные. Это определенный склад ума и психологии – все взять и бросить и пойти на войну – не каждый человек на это способен. Это изначально определенная категория людей, которая способна на поступки, способна на прямое действие какое-то.
– А почему пошли вы?
– Не мог сидеть дома.
– Чем вы занимались до Майдана?
– Я руководил областным предприятием, и было три года жутких репрессий со стороны предыдущей системы. Прокуратура конкретно, офис на Гончара Артема Пшонки, сына генерального прокурора, по моей семье, по мне прошлись очень жестко – все забрали, все обнулили.
– Вы пошли на фронт от обиды?
– Я не мог не пойти, потому что пошла молодежь, мои парни. Я с месяц занимался тем, что в городе, где меня потом избрали депутатом, просил, и мне давали деньги. Тогда еще не было слова “волонтер” – я думал, что я занимаюсь попрошайничеством. На десятки тысяч долларов всех ребят моих, черкасчан, я снарядил, одел, обул. Они были единственными в “Азове”, все подразделение, в кевларовых касках. А когда они уже были одеты, обуты, снаряжены – я пришел и сказал: “ну все, берите теперь меня”.
– Ваша семья была не против?
– Семья не могла быть не против. Безусловно, переживали. Но у меня сейчас сын служит в Мариуполе, и я тоже переживаю. Когда идешь на войну, для близких и родных это самое страшное. Даже страшнее, чем там.
– Как вы считаете, насколько опасно добровольческое движение?
– Если страна будет доведена до какой-то точки кипения и начнутся какие-то события (это вряд ли будет Майдан со сценой, песнями, плясками, как в 2013-2014 гг.), если эта точка кипения будет, то добровольцы точно не будут в стороне. Это люди действия, которые готовы отдать жизнь, что-то делая. Это люди небезразличные к стране, готовые приносить себя в жертву. Это не значит, что какое-то добровольческое подразделение будет делать какой-то переворот.
– Зачем “Азов” проводит факельные шествия?
– Это составная часть каких-то традиций. У кого-то это ассоциируется с концом 30-х в Германии, а это часть традиций украинских националистов. “Азов” идеологически, безусловно, позиционирует себя как националисты. Поэтому мы не собираемся отказываться от этой части наших традиций. Когда я слышу выражения “картинка для России, картинка для Путина” – то у меня уже давно атрофировались переживания по поводу того, что Россия скажет или покажет. После некоторых моих законопроектов меня демонизировало российское телевидение, и я понимаю, что даже если мы ничего не будем делать, не будем ходить с факелами – за нас их придумают, нарисуют и за нас все это сделают.
– Как вы считаете, что сегодня происходит на фронте, почему увеличились потери?
– Сегодня и сейчас я не знаю, пошел ли бы я добровольцем. Летом 14-го, кроме всего прочего, была еще и какая-то романтика. Мы каждый день освобождали город за городом, село за селом. Сейчас это окопный формат, и это морально тяжело жить в окопах, блиндажах – по тебе стреляют, а ты даже не всегда можешь стрелять в ответ. Для меня это позорное проявление слабости.
– Кто сегодня реально командует батальоном “Азов”?
– Я никогда к командованию “Азова” не имел отношения – я был обычным рядовым бойцом одного из подразделений. Пока “Азов” был на передовой, мог что-то делать на фронте, пока он мог проводить успешные наступательные операции, когда “Азов” формировался как боевое подразделение – конечно, тогда Билецкий больше времени проводил. Есть “Черкас”, реальный командир полка Нацгвардии. Билецкому точно не безразлична судьба “Азова”.
– Он сегодня выступает как консультант?
– Да, безусловно.
– Тогда почему он не ходит в ВР?
– Он обещал, что будет ходить.
– Зачем вы пошли в политику? Что вы собирались сделать в ВР?
– Есть уже понимание определенное. Самое большое зло в нашей политике – мажоритарная система. Все остальное зло является производным. Да, мне неинтересно быть депутатом-мажоритарщиком и быть “один в поле не воин”. Мне интересно зайти в ВР вместе со своими единомышленниками и побратимами, в рамках политической партии, которая будет участвовать в выборах.
– Какие законы вы хотели провести, идя в ВР?
– Я обещал законодательство по единому патриотическому воспитанию – оно в процессе. Пришло понимание, что военно-патриотического воспитания не должно быть – должно быть национально-патриотическое воспитание.
– Но процесс у вас идет уже два года.
– А в ВР, в принципе, все долгий процесс. Производительность труда ВР крайне низка. Регистрация законопроектов превышает в разы то, что мы имеем на выходе в виде законопроектов, проголосованных, подписанных. Сейчас очень кропотливый, глобальный закон “О молодежи”. Мы его уже зарегистрировали, сейчас работаем над ним. Я и мои единомышленники интегрировали туда целый блок по национально-патриотическому воспитанию и не стали это делать отдельным законом, не стали заниматься этим законодательным спамом.
– Что бы вы хотели сейчас реально сделать?
– Невозможно принять закон, проголосовать – и чтобы на следующее утро все проснулись патриотами. Это долгий, кропотливый методичный процесс. Раньше в школах была игра “Зарница”, абсолютно ватная. Сейчас игра, которая будет проводиться в школах “СОКІЛ” (“Джура”), с каждым годом у нас получается ее развивать, она становится массовой. Там, кроме того, чтобы бегать и стрелять, есть серьезная интеллектуальная патриотическая составляющая.
– Если завтра следующие выборы, то вы останетесь в политике?
– Если будет какой-нибудь серьезный политический проект, партия, там, где будут мои единомышленники. Я уже получал предложения от партий, существующих сейчас, групп депутатских, вновь создаваемых политических проектов.
– А если не пойдете в политику, чем вы займетесь?
– Займусь своим здоровьем и немножко восстановлюсь. Скорее всего, буду заниматься каким-то бизнесом.
– Вас не будет тянуть никуда? Вы сможете приходить в офис на 9 часов?
– Безусловно, будет.
– У вас есть вопрос?
– Как часто вы меняете мнение о человеке после получасового эфира?
– По-разному. Но в этом и главный кайф моей профессии, когда вдруг все происходит не так, как ты думал.
Спасибо большое, Олег.
источник: 112.ua
SEO продвижение в Одессе
